В голове у него оживает воспоминание: девочка-лаборант роняет оборудование и издаёт вопль, а а а а потому что боковым зрением ей почудилось что-то неописуемо ужасное, о чём знает только она сама. Он помнит, как и сам замирал порой против своей воли, парализованный на мгновение неосознанным страхом того, чего нет и быть не может на самом деле. Бешеные собаки, маньяки с ножом… Тогда Итану «везло» бояться вещей наиболее стандартных, распространённых, не окрашенных индивидуальностью хитросплетений его сущности. Теперь ему «везёт» бояться только того, что нельзя описать, и в итоге ему не видится ныне ничего конкретного помимо истинного, видимо, их облика.
И теперь он думает, сражённый эгоистичным интересом: что может видеть в них Микки?

В голове у него оживает воспоминание: девочка-лаборант роняет оборудование и издаёт вопль, а а а а потому что боковым зрением ей почудилось что-то неописуемо ужасное, о чём знает только она сама. Он помнит, как и сам замирал порой против своей воли, парализованный на мгновение неосознанным страхом того, чего нет и быть не может на самом деле. Бешеные собаки, маньяки с ножом… Тогда Итану «везло» бояться вещей наиболее стандартных, распространённых, не окрашенных индивидуальностью хитросплетений его сущности. Теперь ему «везёт» бояться только того, что нельзя описать, и в итоге ему не видится ныне ничего конкретного помимо истинного, видимо, их облика.
И теперь он думает, сражённый эгоистичным интересом: что может видеть в них Микки?